Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Но Евсеев не стал ни орать, ни материться. Он себя уважал и втайне немного собой гордился. Ему нравилось, что именно «под него» объединили линии обеспечения безопасности на ракетных полигонах, подземных объектах Москвы и работы с иностранцами, создав укрупненный отдел на правах самостоятельного Управления с приданным спецвзводом «Туннель». Нравилось, что его знает сам Директор, который лично отписывает документы ему — одному из сотен майоров, минуя своих замов-генералов, полковников — начальников управлений, и их заместителей — подполковников. Нравилось, что всего этого он добился сам, своим трудом и способностями. Ему нравилось, что он — руководитель новой формации, который не хамит подчиненным, не орет на них и не унижает человеческое достоинство. Одним словом, ведет себя так, как должен вести образцовый начальник — офицер государственной безопасности. Еще давным-давно, сотрясаясь от истерических криков в кабинете полковника Кормухина, он дал себе зарок никогда не кричать на своих подчиненных — если, конечно, таковые у него когда-нибудь появятся. И слово свое держит.

Диапазон тона — от доброжелательного до сурового, но без истерик. И без фамильярности, ясное дело. Внимание, корректность, чуточку иронии, безупречные логические конструкции — вот такой примерно портрет идеального начальника внедрял в жизнь майор Евсеев.

Но на деле это было нелегко.

Черт. Это было, как бы сказать, не матерясь? Очень нелегко.

Вот и сейчас создавалось впечатление, что Синцов, по каким-то загадочным подсознательным причинам, нарочно провоцирует его перечеркнуть облик руководителя новой формации и перейти на апробированный поколениями советских и постсоветских начальников язык матерных разносов, который поколения подчиненных почему-то наиболее хорошо понимают. Ведь он откровенно строит из себя дурака. А может, он и есть дурак? Но нет, по этому пути правильный руководитель не пойдет.

Евсеев вздохнул, задержал дыхание, выдохнул.

— Погоди. Ты — командир спецвзвода «Т». Пример для бойцов, так? Авторитет и образец поведения. Я верно излагаю?

Леший напрягся, выпрямился, но промолчал.

— Так какого черта ты, командир, первый нарушаешь приказ?! — не выдержав, повысил голос Евсеев. — Мы вместе обсуждали каждый пункт будущей инструкции, ты помнишь? По одному «в минус» не ходить — ни-ког-да! Оставлять наверху резерв, подготовленных и информированных людей, готовых прийти на помощь! Аккуратно протоколировать каждый выход! По часам и минутам! Это — основы существования «Тоннеля», азбука! И все это коту под хвост!.. И ты мне об этом так спокойно объявляешь, будто так и надо! Вот он я, такой-растякой! Нет, ну как так можно?!

Евсеев уже не сидел за столом, он описывал хищные круги около стула с Лешим.

— Так люди-то все разные, — вяло защищался тот. — Вон, Середов и этот… Заржецкий, два кекса. Они у меня еще по первому уровню зачеты никак не сдадут. Вот их точно одних отпускать нельзя, и даже если с группой идут, то наверху надо «скорую помощь» и спасателей держать наготове… Только я тут при чем? Я в «минусе» лучше ориентируюсь, чем в этих ваших коридорах лубянских…

— В наших, Алексей! В наших коридорах! — с досадой выдохнул Евсеев. — Восемь лет прошло, а ты все отстраняешься… А правила — они и для тебя писаны. Если бы ты их соблюдал, если бы задержал этих молодчиков под «Кузней», как предписано инструкцией, составил на них протокол, подал рапорт — никаких жалоб не было бы, понимаешь? Никаких! Наоборот: это им бы пришлось выкручиваться, писать объяснения и все такое!..

Леший, до этого момента сидевший неподвижно, как бетонное изваяние, зашевелился, поднялся.

— Да понимаю я, Юрий Петрович, — хмуро сказал он. — Все понимаю. Только не моё это — инструкции, правила. Не вписываюсь я в эту схему. И «минус», каким я его знаю, он тоже не вписывается. Это не метро, где все по расписанию, туда-сюда… Там по-другому… Я много думал над этим. Даже вот…

Он полез в нагрудный карман, достал оттуда сложенный вчетверо лист, протянул Евсееву.

— Бумагу вот составил на всякий такой случай…

— Какая еще бумага? Что это? — спросил Евсеев.

— Рапорт об отставке. Ухожу из «Тоннеля», товарищ майор.

Евсеев отдернул руку, развернулся, молча прошел к столу, сел. Нет, все-таки трудно быть идеалом. Пожалуй, идеальный начальник вообще нежизнеспособен…

— Это из пивбара ты можешь уйти вот так вот: попил пивка — до свиданья! — и ушел. А эту бумагу отнеси в сортир на третьем этаже, там никогда туалетной не бывает! — рявкнул он. — Чем недоволен? Конкретно? Зарплата, условия труда?

Майор Синцов хмуро мотнул головой.

— Зарплата царская…

— Ладно, не издевайся! У вас еще подземные надбавки и за секретность, что тогда наземному оперсоставу говорить?

— Да нет, правда. Могучая зарплата. Почти вся остается…

Леший не издевался и не шутил, он говорил от сердца. Евсеев даже улыбнулся.

— Ну, ты даешь, Леха! А все жалуются! Да и сам до двадцатого числа всегда «на подсосе» тяну…

— Кто как привык. Я ведь в основном на снаряжение тратился. Жратва простая — яйца, лапша, молоко, хлеб. А сейчас и снаряжение готовое, и талоны на усиленное питание, и почти сорок тыщ каждый месяц…

— Значит, по зарплате претензий нет. Хорошо. По работе?

— Да это не работа… Это жизнь моя… Мне ведь на Тверской делать нечего: неинтересно там! А в «минус» закинешься — там все другое, настоящее…

— Ты эти свои «закидки» забывай! Это оперативно-служебный спуск, или выход, как в инструкции написано, — со значением поправил Евсеев. И подвел итог.